Хоть одно мое слово звонит в колокольчик твоей памяти?
(с) Чак Паланик. "Дневник".
– Я влюбился.
А, тогда порядок, в меня, наверное. В кого ж еще?
– Я сразу понял, это настоящее, как никогда в жизни. Мы познакомились пару недель назад…
А я почувствовала, что снизу вверх какой-то ледяной нож или просто холодная рука провели между нами и оборвали все нити, все тепло, которое нас соединяло. Поверите ли – я перестала слушать. Мне больше неинтересно было. Кто она, как зовут, откуда взялась. Я услышала одно: он не любит и никогда не полюбит меня. Жизнь окончена, нужно уходить. Вот, все как заказывала: и слова он нашел недвусмысленные, и уязвимостью я насладилась выше крыши, и одна.
Как все… предсказуемо, очевидно, естественно и… непоправимо.
Мне даже больно не было. Это как смерть, как рождение – неизбежно, не нарочно, иначе нельзя. Я чувствовала только печаль, безмерную, как океан, всепоглощающую печаль. Теперь я знаю, каким будет мой личный ад – вода и бесконечная печаль. Вот куда я попаду, если буду плохой девочкой.
(с) Марта Кетро. "Три аспекта женской истерики".
А кроме того – и этим он ее слегка приводил в смущение, – он помнил все, что она рассказывала ему, лучше, чем она сама. Временами ей казалось, что у него все записано в толстом черновике, который он втайне от нее открывает и цитирует ей оттуда ее собственные слова.
(с) Януш Леон Вишневский. "Одиночество в сети".
Он никогда и не узнает, как я его люблю! И люблю не потому, что он красив, <...> а потому, что он больше я, чем я сама.
(с) Эмили Бронте. "Грозовой перевал".
Надо перестать позволять себя есть, когда находят тебя особенно вкусным, — это знают те, кто хотят, чтобы их долго любили.
(с) Фридрих Ницше. "Так говорил Заратустра".
Чтобы нравиться женщине, мужчине мало быть хорошим, периодически надо быть плохим, а подчас просто негодяем, главное — вовремя и со вкусом.
(с) Ринат Валиуллин. "В каждом молчании своя истерика".